[Lilly Alice Mort]

20.01.2011 в 18:07

Пишет  леди Лилит де Лайл Кристи:

Название: Кино.
Фандом: Katekyoshi Hitman Reborn
Автор: Лихослава (леди Лилит де Лайл Кристи)
Бета: Dusha
Герои: Савада Тсунаеши, Гокудера Хаято. Огромная куча ОМП и ОЖП. Упоминание Ямамото, Хром и других.
Время действия: Им примерно 20 лет.
Тема: Выдумка обязана быть правдоподобной. Жизнь - нет. М. Твен.
Объём: 4 291 слово.
Тип: слеш.
Рейтинг: PG-15
Саммари: Что будет, если двое молодых мафиози придут в кино.
Предупреждения: Повествование от лица оригинального персонажа. Автор и бета нюхали брокколи.

Здравствуйте, моё имя Маттео Валле и сегодня повествование пойдет от моего имени. Постараюсь быть не слишком занудным рассказчиком и по возможности ненавязчивым со своими воспоминаниями. Я расскажу вам о том, как круто жизнь может измениться в один момент. Точнее в один сеанс.

Моя жена посмеивается надо мной и заглядывает через мое плечо в монитор. Она утверждает, что я занимаюсь ерундой, и ничего путного у меня всё равно не выйдет. «Лучше бы лампочку вкрутил в коридоре», – пробурчала моя драгоценная прежде, чем скрыться за дверью кухни. Но когда я крикнул ей вдогонку, что помимо всего прочего, собираюсь упомянуть наше первое свидание, Мария дала добро. Поди, разбери эту женскую натуру!

Сам не понимаю, почему я решил изложить события того вечера только спустя год. Насыщенное было время. Свадьба, работа на износ, ночные клубы. Жизнь меня подхватила в самую гущу событий. Дни проносились у меня перед глазами подобно кадрам кинофильма с моим участием: комедии, боевики, экшн, а дома меня ждала мелодрама. То, что происходило неделю назад, стиралось из памяти, как утренний сон, вытесняясь яркими свежими событиями. Но я не боялся забыть день, с которого всё началось. Такое воспоминание не способно затеряться среди бесчисленной рутины бытовых вопросов, и телефонов коллег, и имён подружек моей жены, похожих одна на другую, как паста в тарелке. Даже будь я старым склеротиком, потерявшим своё имя и отзывающимся, скажем, на кличку Джо (это имя моей собаки), мне всё равно не удалось бы вырвать из своей памяти старт собственной жизни. Точку отсчета всех дальнейших событий, всех моих побед и достижений.

Один вечер вывернул наизнанку мои принципы и устои, открыв передо мной двери в совершенно иной мир – полярную сторону моей прежней жизни. От обилия событий, от тайны, в которую я был допущен, у меня перехватило дыхание и начисто сорвало крышу. И теперь, спустя время, мне довелось пожалеть о решении, принятом на одурманенную голову. Пусть я получил больше, чем мог достичь за все года моей прежней жизни, но мне так и не удалось стать счастливым. Власть, свобода, риск и возможность увидеть мир – то, что всегда манило меня. Но за мечту мне пришлось заплатить несоразмерную цену.

Всё чаще мне начинает казаться, что я схожу с ума. Жена обеспокоенно твердит, что я стал нервным и раздражительным. По любому поводу я могу сорваться, хотя раньше за собой такого не замечал. Возможно, дело в том, что меня буквально разрывают на части. Глубокой ночью, в районе второго часа, мне может позвонить босс и вызвать на работу, а в шесть утра я под именем, которое мне выговорить не всегда удается, уже лечу в Японию, где встречаюсь с нашим человеком и передаю ему документы с Печатью ─ беспокойным огоньком. Гуляю по аэропорту, ожидая свой рейс, закупаю полные сумки сувениров, чтобы не привлекать к себе внимания на таможне. Возвращаюсь в Сицилию, навещаю родных, отца и мать, или Мария встречает меня в аэропорту, и мы едем на ужин к её семье, где уже собрались самые близкие троюродные бабушки. А потом я попадаю домой и буквально доползаю до постели, едва успеваю выспаться. Утром коротким звонком меня снова вызывают на службу, где я передаю непосредственно в руки босса слишком увесистую банку с консервированными ананасами.

Со своей деятельностью я могу подолгу вспоминать свое настоящее имя, чем вызываю вполне оправданные подозрения у работников правопорядка. Но чаще всего они просто отпускают меня, решив, что я прикалываюсь над ними, а некоторые из них считают меня невменяемым.

Через месяц работы я лишился двух зубов, и больше не хожу в зоопарк, потому что видеть не могу животных. Особенно кенгуру. В особняке творятся настолько фантастические вещи, что неудивительно, если я двинулся умом: миниатюрный лев и леопард, разгуливающие по комнатам на манер домашних кошек, боксирующий кенгуру, сова с одним глазом синим, другим – красным, сопровождающая повсюду свою хозяйку. Мало? Я полностью исключил из своего рациона всё, что связано с рисом, не говоря уже о суши. Поход в супермаркет превратился для меня в еженедельную трагедию. Видя на прилавке ананасы, я опасливо изучаю их на наличие разноцветных глаз. Моё воображение играет со мной злую шутку. А еще я стал панически бояться птиц и стараюсь держаться на безопасном расстоянии от зоомагазинов. Потому что у меня замирает сердце при виде маленькой желтой канарейки.

Вы, верно, спросите, почему я не сменю работу, если превратился в параноика, видящего опасность для своей жизни в каждой встречной улыбке. Потому что это деньги, связи, положение в обществе - ведь мне надо поддерживать свою семью. Знайте, эти слова ─ ложь и оправдание собственной никчёмности. На самом деле, я всё бы отдал, чтобы больше не видеть этих людей. Чтобы жить пресной тихой жизнью заурядного сицилийца. Но я знаю немало типов, кто готов самолично отрубить себе голову и преподнести её на тарелке, только чтобы оказаться на моём месте. Им осталось подождать ещё немного.

Мафия не отпустит меня до тех пор, пока я жив. На примере коллег, мне довелось убедиться, что это самая прочная связь, как родственные узы. Только всё гораздо прозаичнее: или я с ними, или уже ни с кем. Ничего тут не попишешь. Уйду я, на моё место придет другой. И так вот уже четыреста лет.
По первости, мне нравилось то, каким я стал: во мне проснулось гордость за самого себя, я жаждал жизни и получал кайф от каждого дня. Как лихо мне всё удавалось, каким обширным стал круг моих знакомств: политики, жены миллионеров, художники, музыканты. Я чувствовал себя, если не Богом, то его заместителем. Ведь всё вертелось вокруг меня: девушки с обложек журналов, модные вечеринки, многообещающие знакомства – когда появились деньги. Потом я купил родителям дом в элитном районе и женился на Марии. Дурманящее не хуже наркотиков ощущение вседозволенности давало мне заряд на новый день. И мне в голову не приходило, что всём этом я растрачиваю и теряю самого себя. Того обаятельного паренька, который сам не догадывался о своей привлекательности и тем притягивал людей, больше не было.

Все началось именно так, как пишут в сказках. Вот только я не принцесса и в качестве крестной феи мне выпало на долю встретиться с крестным отцом. Вместо волшебной палочки у него оказалось кольцо Неба. Его помощниками были не шустрые мышки и даже не трудолюбивые гномы – профессиональные убийцы: подрывник, мечник, боксер, иллюзионист. За неимением доброго сочувственного взгляда – пронизывающие насквозь глаза с рыжими искорками. Но волшебные чары доброй феи рядом не стояли со сферой его влияния.
«Принцесса», то есть я, получил то, чего хотел. И в придачу собственный дворец и карету. И сейчас я задаюсь вопросом, а была ли счастлива та же Золушка, и какой счёт фея выставила ей за свои услуги? Наверное, хорошо об этом думать, когда сидишь в собственном кабинете и лениво потягиваешь вино с выдержкой старше тебя самого. Кому-то неплохо живется. Мне не место в их компании, не дорос. Скорее я отнес бы себя к числу тех, что вздрагивает при виде песочных часов. Ведь так же неумолимо просачиваются песчинки моего времени.
Почему я бросил всё, что у меня было, и связался с мафией? Хороший вопрос, уместный, когда у тебя все карты на руках. Кроме самой важной – твоей жизни. И когда босс решит, что пришло время выкинуть эту карту на стол, тебе будет нечем крыть. Надеюсь, что Золушке повезло больше в этом плане, и она нашла, чем откупиться. А вот я подписал себе смертный приговор.

Всё до банальности просто. У меня в кармане не было ни евро, и, как я считал в ту пору, мне нечего терять. В тот день меня с позором выгнали с работы из-за того, что я проспал и явился в офис на два часа позже. И шанс, выпавший в темноте кинозала, представлялся для бедного парня, вроде меня, подарком свыше.

Когда тебе двадцать с небольшим, амбиции вдруг резко возрастают, и всегда не хватает денег, даже на самое необходимое. Потому что еще не научился их считать и потратишь на развлечения все до последней монетки. Просить у родителей уже стыдно, ведь ты взрослый и пора самому себя обеспечивать. Неплохо бы и семье своей помогать, ведь в тебя было вложено столько денег, пора отдавать долг.

Вот так считал я, точнее в меня это вложили с рождения. Я появился на свет двадцать пять лет назад в семье парикмахера и домохозяйки. У меня есть старшая сестра Аличе, она старше всего лишь на три года, но мы никогда не были дружны. Как с детства началось наше негласное соперничество за внимание родителей, так оно по сей день и продолжается. Бессмысленная и жестокая игра, разобщающая нас. С сестрой у меня нет ничего общего, ни в увлечениях, ни во внешности: я похож на мать, а Аличе пошла в отца, точная его копия. Сколько я себя помню, она мешалась под ногами в парикмахерской, делая укладки лысым клиентам, и, угадайте, какое будущее ждало меня?

Когда ты выходец из низов и все лучшие места в мире были поделены еще задолго до рождения твоих родителей – твой образ жизни предопределен, и каждый день прописан наперед. Один за другим и так по кругу. Ты просыпаешься утром в узкой комнате, которую делишь с сестрой, и делаешь не то, что хочешь, а то, что должен. Однообразие по телевизору, куда ни переключишь, по всем каналам одно и то же; в книгах пыль и выцветшие от времени затертые страницы; унылая сонная игра местных футбольных команд; туристы снуют туда-сюда, особенно дотошные французы с их отвратительно-смешным языком! Не знаю другого языка, в котором слово «стол» имеет женский род.

Моя мать утверждает, что все французы спесивы: они глядят на нас свысока, поджимают губы. Я могу лишь предположить, что туристы тут не при чём, ведь она и к нашим соседям, выходцам из Албании, относилась со смесью из сочувствия и презрения. Ей, дочери успешного предпринимателя, до замужества не привыкшей знать лишений, и в голову прийти не могло, что придется жить в доме, в котором за кухонным столом не может собраться больше четырех человек.

Я замечал, что когда мама сочиняла очередную историю для подруг о нашем благополучии, то чуть оттягивала пальцами мочку уха. Словно наказывала саму себя. Мне даже в голову не приходило винить её в том, что она обманывала людей из нашего окружения, и я поддерживал эти легенды. В результате, все наши соседи были убеждены, что дела моего отца процветают. Отдельно следует поблагодарить сплетницу Арбери.

Кстати, я до сих пор не понимаю, как мы вообще сводили концы с концами. И каков парадокс: по вечерам мама тихо плакала, закрывшись на кухне, но я не могу вспомнить, чтобы она хоть раз упрекнула отца в бесполезности его дела. Напротив, мама всячески поддерживала и одобряла его занятие.

Во что бы то ни стало, мне хотелось выбраться из этой ямы, в которой я родился и жил двадцать лет. Я хотел, чтобы мои родители ни в чем не нуждались, и у мамы больше не было повода для слёз. Я мечтал покупать Марии всё, о чем она грезит, что видит на обложках глянцевых журналов; ходить с ней в кино не только на уцененные сеансы. Признаюсь, не в последнюю очередь мне хотелось раз и навсегда утереть нос Аличе. И так случилось, когда Господь услышал мои мечты, и понял их слишком буквально. Правильно говорят: бойтесь своих желаний, они имеют пакостное свойство сбываться.
Как я уже сказал, в тот день меня уволили с работы. Я подрабатывал курьером на полставки, пыльная работёнка: носишься без перерыва в разные концы города с тяжелыми пакетами, доставляешь заказанные книги. И платят мало.

После непродолжительного переругивания с начальством и заодно с сотрудниками, мне сунули в руку две мятые бумажки по пять евро каждая – зарплату за отработанные три недели, и убедительно попросили больше в офисе не появляться. Я был только рад. Немного напрягал тот факт, что работы в ближайшее время не предвиделось, разве что улицы подметать. Но для этого есть албанцы и прочие приезжие.

Я не унывал. Надо было найти себя в чем-то серьезном, не вечно же бегать по улицам разносчиком пиццы и курьером по доставке книг. Домой идти не хотелось, там меня ждал немой укор в глазах матери и остывший суп. Решив, что придумаю, как выкрутиться из этой непростой ситуации, я бодро направился в ближайший бар. В тот момент я жалел только о том, что у меня села батарейка на телефоне, который я не додумался зарядить с вечера. Позвонить Марии я не мог.

С трудом пробившись к стойке и с сосредоточенностью знатока выбирая между сортами пива, я прислушался к себе и после полуминутной полемики с самим собой, решил, что напиться – это последнее, что мне сейчас необходимо. Так ничего не заказав, я вышел из заведения, где как раз назревала драка. Бармен со щенячьим восторгом в глазах пересматривал лучшие голы итальянской сборной, и ровным счётом ему не было никакого дела до клиентов.

До шести вечера проскитавшись по улицам, рассматривая встречных прохожих, я был близок к тому, чтобы пешком пересечь всю Сицилию. Но ноги сами привели меня к дому Марии. Я брел по улицам без смысла, не разбирая дороги, натыкаясь на туристов и обругивая их, на чем свет стоит, заворачивая в тупики, и всё равно пришел не только на нужную улицу, но и прямо к ее окнам – не странно ли это?

К счастью, Мария к тому моменту закончила с уроками. Я подождал, пока она соберется, за полчаса успев расположить к себе ее мать. Покритиковав дочь за то, что она заставила меня ждать, и, стребовав с меня обещание, что я верну Марию домой до полуночи, синьора Грекко отпустила нас.
Мы пришли в кинотеатр за десять минут до сеанса, и смогли купить билеты лишь на предпоследний ряд. Все места за нами были распроданы. Никогда еще такого не видел. Пока Мария причесывалась перед зеркалом, я стоял в очереди за попкорном. К тому времени я вспомнил, что с самого утра без еды, и мой желудок моментально отозвался недовольным урчанием. Девушка за стойкой смущенно улыбнулась и протянула мне самое большое ведерко воздушной кукурузы, я даже сказать ничего не успел. Надо было попросить воды, раз она была так любезна.

По пути в зал, петляя в полутьме коридоров, я успел прочесть название фильма на билетах и запомнить наш ряд и места. В самом центре. «Повезло, будет отличный обзор!» – решил я и зачерпнул из ведерка целую горсть солёного попкорна.

Нашими соседями по местам стали две девчонки лет семнадцати да мужчина, сидевший справа от меня, который ушел сразу, как только кончилась реклама спонсоров показа. Я усмехнулся и покрутил пальцем у виска. Странный какой. Но никто не будет нам мешать наслаждаться фильмом. Я на то очень надеялся.

Через минут пять после начала показа, Мария потёрлась щекой о моё плечо и печально вздохнула. Режиссер с первых минут фильма вознамерился доказать, что он снимает не комедию и не мелодраму, а триллер. Крупным планом нам показали главного героя, подозрительно похожего на Терминатора. И только он открыл рот, чтобы поприветствовать эпицентр своих бед, как на последнем ряду, прямо за нашими спинами послышалось ворчание человека, которому отдавили ногу, – опаздывающие зрители пробирались в середину ряда.

— Может, нам стоило пойти на что-нибудь… более романтичное? — спросила моя спутница, недовольно надув губки. Я не успел придумать достойный ответ, как за спиной раздалось:

— А что за фильм-то?

— Не знаю, Джудайме. Я просто на ближайший по времени сеанс билеты брал, — я кивнул Марии, подтверждая его слова. Шепнул: «Я обещал твоей матери вернуть тебя до завтра». Моя девушка скрестила руки на груди и перевела взгляд на экран. Как раз показывали шикарные апартаменты героя, явно номер Люкс или даже Президентский.

Пока герой умывался, сзади шелестели фантиками. Я скрипнул зубами и обернулся:

— Фильм про мафию, — мне сначала хотелось попросить их разговаривать потише, но потом я понял, что сам веду себя не лучшим образом, хрустя попкорном на весь зал.

Двое парней растерянно переглянулись и через минуту один из них так серьезно выдал:

— Ну, это не очень интересно…

— Почему же? — тут же нашлись желающие поспорить. — Это весьма интересно. Перестрелки, переделы сфер влияния и всё такое.

— А может, тебе детскую сказочку надо? — съязвили откуда-то снизу. На экране началась стрельба, Мария вздрогнула и зажмурилась.

— Да иди ты со своей сказочкой в…! — Огрызнулся второй парень у меня за спиной и, моментально меняя тон, почтительно обратился к своему спутнику. — Может оно и ничего будет, а если вам не понравится…

— То в следующий раз мы заранее выберем, на что пойти. — Успокоил его тот, которого назвали «Джудайме».

Не выдержав их бухтения, я развернулся, чтобы попросить их замолчать и невольно отметил контраст: растрёпанные, буквально торчком стоящие каштановые волосы у одного и прямые пепельные – у другого. У них было одно ведро попкорна на двоих, и это выглядело по-детски умилительно. Мысленно окрестив их "тёмный" и "светлый", я окончательно уверился, что кино нормально посмотреть не удастся.

Сначала всё было вполне безобидно. Ну, хрустят они воздушной кукурузой буквально над ухом, бывало и хуже. Я сам проголодался и к середине фильма в одиночку съел больше половины ведерка. Но потом они принялись в полный голос комментировать происходящее на экране:

— Спорим, что к концу фильма его убьют? — серьезно заявил один из них.

— Джудайме?

— Этот их Босс! — терпеливо пояснил тот, что «Джудайме».

— Занзас похуже будет. По сравнению с вами любой ужасен, — задумчиво высказался «светлый».

— Занзас…, — усмешка. — А ты мне льстишь.

— Нет, что вы! — «светлый» замахал руками так активно, что рассыпал попкорн.

Кто-то сбоку озвучил мои мысли:

— Да заткнитесь вы уже! Достали! Смотреть мешаете!

— Ладно, — миролюбиво согласился «тёмный». — Давай, посмотрим…

Минут через пять блаженной тишины фильм был прерван возмущённым воплем:

— Да кто же так взрывчатку закладывает?! Они что, дыру в полу хотят? Или надеются, что на это кто-нибудь сядет?!

По залу прокатилась волна хохота. За ней последовало справедливое возмущение. Кто-то из девчонок слева пискнул: «А можно потише?» Но их никто не услышал.

— М-м-м, да. Глупость, — я вынужден был согласиться с ним. Мария шикнула на меня, призывая, не вмешиваться. А то, чего доброго, нас из зала попросят уйти.

— Вот я и говорю, что глупость. Я бы сделал по-другому, — не унимался «светлый».

— Ты бы всё сделал лучше всех, я уверен, — с нежностью сказал «темный», но тут же переключился на другую тему. — Скажи, ты видишь снайпера в чердачном окне?

— Видим, а что? — за блондина ответили девчонки, сидящие рядом со мной. Сзади послышался горестный вздох.

— А то, что если он хочет получать за свою работу деньги, а не пулю между глаз, то его не должно быть видно, — снисходительно разъяснил «Джудайме».
И так весь фильм, каждую сцену они разбирали на составляющие. То "оружие закупать в этой стране не выгодно, да и качество оставляет желать лучшего", то "размер взяток не правдоподобен", то "где вы видели таких честных полицейских?". Вскоре все зрители стали с интересом прислушиваться к этим комментариям, но "светлый" вдруг с неподдельным воодушевлением воскликнул:

— Смотрите, Джудайме, а тут подлокотник убирается!

Следующие пять минут было на удивление тихо, даже общеизвестный факт, что "один человек, стреляющий по десятерым, имеет больше шансов попасть, чем эти десять, стреляющих по одному" не был подвергнут критике и подробному разбору. Зато стал слышен странный шорох, как будто мнут одежду, и хриплое дыхание. Поддавшись любопытству и обернувшись, я так и замер: парни увлечённо целовались, причём блондин уселся на колени своего спутника. До действия, разворачивающегося на экране, им не было никакого дела.

Мария дернула меня за рукав футболки, я обнял ее и стал смотреть фильм. Через какое-то время игнорировать их действия стало невозможно. Хриплый шёпот, еле сдерживаемые стоны и скрип кресел. Нервы не выдержали, и я повернулся к ним снова.

— Не могли бы вы трахаться в другом месте?

— А мы ещё не… — оторвался от своего занятия «тёмный».

— Вот и идите. Пока не начали, — я перевел взгляд на Марию. Она так и сжалась в кресле. Звуки вроде бы стали тише, но вскоре снова стали слышны их голоса.

— Хаято-о-о-о…

— Д-д-да-а-а…

— У тебя тут… ммм… вибрирует…

Откуда-то сбоку послышался нервный смешок. Моя девушка улыбнулась. Я и сам начал веселиться в обществе этих двоих.

— Что? — только и смог выдать «светлый».

— Телефон, в кармане, вибрирует… — терпеливо пояснил «Джудайме», — я достану?

— Конечно, Джудайме, — с готовностью отозвался блондин.

— Хм, прекрати, я не вижу… это Ямамото. — Тот, что взлохмаченный вмиг стал серьезным. — Ответишь?

— Может лучше сбросить? Пусть этот придурок идёт в Неаполь*, а мы продолжим? — я напрягся, вслушиваясь в их разговор. Это становилось куда интереснее фильма. Я их недооценивал и теперь жалел, что несколькими минутами ранее просил их замолкнуть.

— А вдруг, что-то важное? Я сам отвечу. Алло. Да, это Тсуна. Нет, всё в порядке, просто мой телефон выключен, мы же в кино.
…
Подожди, его же только завтра должны были доставить?
…
А своих туманников у них нет?
…
Тогда почему везли в открытую?
…
То есть, оттуда товар выпустили, а у нас задержали?
…
Я правильно понял, что иллюзия, наложенная на ящики с оружием, развеялась к концу перелёта? Хаято, запиши куда-нибудь, что с этой семьёй работать не стоит.
…
Хром доводит Роберто Гросси до нервного срыва, чтобы впредь денег не задерживал, и вернётся только завтра… надо подумать.
…
Вария? Ямамото, ну сам подумай – купить всю таможню разом выйдет дешевле, чем оплатить работу Маммона, а покупка таможни раза в три-четыре дороже самого груза.
…
Скажи им, чтобы успокоились, не привлекали внимания. Хром приедет так быстро, как только сможет. А пока пусть сидят на этих ящиках.
…
Нет. Это время я им оплачивать не собираюсь, так и передай. Задержка – вина их некомпетентного туманника, пусть он и выплачивает им неустойку. А Хром, как придёт, скажет на таможне, что в ящиках банки с консервированными ананасами. Ей поверят.

Нажав отбой, "тёмный", которого, как выяснилось, зовут Тсуна, а не Джудайме, печально вздохнул.

— Вот обязательно было портить настроение?

— Может мне на таможню позвонить? Вполне вероятно, что наш человек сегодня работает и... — с энтузиазмом предложил Хаято.

— И он один протащит мимо своих коллег три ящика автоматов, ещё три – патронов к ним и пять с твоим динамитом? — насмешливо поинтересовался «Джудайме».

— Да, не получится, — вынужден был согласиться «светлый».

На экране убивали того самого босса, как и предсказывали парни, но даже Мария, всегда переключавшая канал, когда в новостях говорили о преступности, с интересом ждала развития событий у наших соседей по зрительному залу.
Тсуна достал собственный телефон, включил и принялся тыкать пальцем в экран. Окружающие замерли, приготовившись слушать, кажется, даже фильм стал тише.

— Хром? Как у тебя дела, всё в порядке?
…
Я рад. Ты когда сможешь вернуться?
…
Так быстро? Это замечательно. Ты не могла бы задержаться в аэропорту?
…
Ничего особенного, надо груз замаскировать подо что-нибудь безобидное… под консервированные ананасы, например. Прояви фантазию!
…
Как долетишь, позвони Ямамото. На таможне должны быть люди из его regime**.

Окончание его разговора ознаменовалось началом финальных титров.

— Теперь понятно, чего это вам фильм так не понравился, — я не смог удержаться от комментария.

— Ну, ведь кино это выдумка, а значит, обязано быть правдоподобным, как иллюзии. Иначе какой смысл? — прошептал Тсуна мне на ухо. Я замер, не смея шевельнуться. — А жизнь совершенно не обязана быть правдоподобной. Она и так есть. От неё никуда не деться.

Он вложил в мою одеревеневшую руку листок бумаги и удалился из зала в сопровождении Хаято…

***

Наутро после встречи я увидел в своем доме нового человека. Он открывал рот, пытаясь мне что-то сказать, а может быть, просто зевая. И внешне он выглядел точь-в-точь как я, моя точная копия. Даже двигался он так же резко и порывисто. Человек синхронно со мной поднес руку к лицу и внимательно уставился на обгрызенный ноготь на мизинце. Он сжал губы в тонкую полоску, и удивление в его глазах сменилось равнодушием. Мой молчаливый собеседник потер переносицу указательным пальцем – этот жест я подцепил от отца, когда мне было шесть, – и лишь тогда меня накрыло пониманием, что это всего лишь моё отражение в зеркале. И, буду откровенен, первое моей мыслью было – надо меньше пить.

Как я ни напрягал память, мне так и не удалось вспомнить, как я оказался дома, да еще и в своей постели. Меня мучила жажда, словно я марафон по пустыне пробежал. Это всё ещё куда ни шло, но не признать своё отражение – такое было со мной впервые. Я прошелся вдоль коридора, неотрывно пялясь на себя в зеркале, и уже готов был вволю похохотать над собственной глупостью, как воспоминания вечера стали возвращаться. Улыбка, расползающаяся у меня на губах, и смешинки в глазах стремительно исчезли. Яркими смазанными бликами события вечера мелькали у меня перед глазами со скоростью двадцати пяти кадров в секунду, поторапливая друг друга. Мне подумалось, что так должна пролетать вся жизнь перед глазами, когда до смерти остается одна сотая секунды. Я моргнул, и всё окончательно смешалось: возбуждение, стыд, горечь, воодушевление, непонимание происходящего. И зажатая визитка в руке с нацарапанным на ней телефоном некоего Гокудеры.

К концу первого часа хождения по мукам, точнее сказать, нарезания кругов по коридору, меня подкинуло. Украдкой посмотрев на своё отражение, я потерял дар речи и забыл, как дышать. Хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная приливом на берег. Пусть литературное сравнение, но мне на тот момент было совсем не до смеха. Мой зеркальный клон развёл плечи и гордо вскинул подбородок. И мало того, держал спину, чего я сроду не делал, как со мной мать ни билась!

Какой смысл сыну парикмахера строить из себя верхушку общества с правильной осанкой и рубашкой застегнутой на все пуговицы? Что это даст, кроме насмешек ровесников? Не знаете ответа или стесняетесь сказать правду? Вот я так же считал.

С того момента во мне проснулось та неуловимая черта, что заставляет законопослушных граждан перейти на другую сторону улицы. Гордый, уверенный в себе синьор, наверное, таким был мой дедушка по матери.

***

И вот, спустя год, я сижу дома и пишу эти строки, в надежде, что их однажды прочтут. С работы звонков не было вот уже несколько недель. И мне бы очень хотелось верить, что они меня отпустили, найдя мне замену. Забыли обо мне. Но сердце подсказывает, что всё складывается не слишком удачно для меня. Лучше вертеться подобно белке в колесе, чем сидеть на мертвой точке, переходя из комнаты в комнату и меняя положение тела два раза в сутки.

Бессонница пятый день. Не могу глаз сомкнуть.

Ключ повернулся в замке. Я вздрагиваю, но не оборачиваюсь. Слышу по шагам, что это Мария вернулась от подруги. Она идёт на кухню, оставляет там сумку с продуктами, потом направляется в спальню.

Сижу у себя в кабинете за столом. С выключенным светом. Пусть думает, что я заснул над рассказом.

Не хочу её волновать или расстраивать. Даже если причина есть.

Она притаилась где-то за гранью моего понимания. И значит, мне ничего не изменить. Я лишь пешка.

Спеша на самолеты, стремясь впитать в себя все ощущения, я опоздал жить.

Я слышу, как Мария распахнула окно в нашей спальне, впуская ночную прохладу. Сижу на сквозняке, и осенний ветер пробирает до костей. Дрожу. Но от холода ли?

Страшно. Потому что я слышу приближающиеся шаги, как будто кошачьи лапы со спрятанными коготками.

Совсем близко. За моей спиной.

Никто не узнает, что тут случилось.

И не вспомнит моего имени.

Я был к этому готов.

Выстрел.

---
* "Иди в Неаполь", то есть в пешую сексуальную прогулку. Чем занимались в этом Неаполе, остаётся загадкой. [Неаполитанское королевство было образовано присоединением Сицилии к Неаполю, куда рвались искатели легкой жизни, презираемые теми, кто остался верен своей тяжкой и мафиозной островной судьбе.]
** Regime – ячейка мафии, отряд, входящий в состав Семьи. Возглавляет его caporegime, уже непосредственно подчиняющийся боссу.